Лучшие мысли и изречения древних в одном томе - Константин Душенко

Император должен умереть стоя. (Последние слова Веспасиана.)

(Светоний. «Божественный Веспасиан», 24, 1)

Правитель, который не наказывает доносчиков, тем самым их поощряет.

(Светоний. «Домициан», 9, 3)

Правителей, которые мало расточают наказаний, следует называть не добрыми, а удачливыми.

(Дион Кассий. «Римская история», 67, 2)

Когда ему [Нерону] предложили на подпись указ о казни какого-то уголовного преступника, он воскликнул: «О если бы я не умел писать!»

(Светоний. «Нерон», 10, 2)

Кто-то сказал в разговоре: «Когда умру, пускай земля огнем горит!»[3] – «Нет, – прервал его Нерон, – Пока живу!»

(Светоний. «Нерон», 38, 1)

Пришли вести, что взбунтовались и остальные войска. ‹…› [Нерон] бросился искать ‹…› опытного убийцу, чтобы от его руки принять смерть, – но никого не нашел. «Неужели нет у меня ни друга, ни недруга?«– воскликнул он.

(Светоний. «Нерон», 47, 3)

Какой великий артист погибает! (Последние слова Нерона.)

(Светоний. «Нерон», 49, 1)

Я был всем, и все это ни к чему. (Последние слова.)

(«Писатели истории августов», X, 18, 11)

Оскорбление богов – забота самих богов.

(Тацит. «Анналы», I, 73)

Пусть ненавидят, лишь бы соглашались.

(Светоний. «Тиберий», 59, 2)

Оскорбительные о нем стишки он [Тиберий] переносил терпеливо и стойко, с гордостью заявляя, что в свободном государстве должны быть свободны и мысль, и язык.

(Светоний. «Тиберий», 28)

Наместникам, которые советовали ему обременить провинции налогами, он [Тиберий] ответил, что хороший пастух стрижет овец, но не сдирает с них шкуры.

(Светоний. «Тиберий», 32, 2)

Сенат предложил назвать именем Тиберия месяц ‹…›, тот ответил: «А что вы будете делать, если у вас будет тринадцать цезарей?»

(Дион Кассий. «Римская история», 57, 18)

Когда однажды за обедом он [император Тит Флавий] вспомнил, что за целый день никому не сделал хорошего, то произнес ‹…›: «Друзья мои, я потерял день!»

(Светоний. «Божественный Тит», 8, 1)

Никто еще не убил своего преемника.

(«Писатели истории августов», VI, 2, 2)

Лучше оставить преступление безнаказанным, чем осудить невиновного.

(«Дигесты Юстиниана», 48, 19, 5)

Безымянный донос о любом преступлении не должно принимать во внимание. Это было бы дурным примером.

Письмо Плинию Младшему (Плиний Младший. Письма, X, 97)

Вручая, по обычаю, префекту претория ‹…› знак его власти – кинжал, [Траян] неоднократно ему напоминал: «Даю тебе это оружие для охраны меня, если я буду действовать правильно, если же нет, то против меня».

(Аврелий Виктор. «История Рима», II,13, 9)

[Траян] не разрешал исполнять приказы, данные после долго затянувшихся пиров.

(Аврелий Виктор. «История Рима», II, 13, 9)

Полководцы и государственные мужи

[Луций Вителлий] воскликнул, поздравляя [императора] Клавдия со столетними играми: «Желаю тебе еще не раз их праздновать!»

(Плутарх. «Вителлий», 3, 1)

* После поражения во II Пунической войне Ганнибал бежал в Сирию. Сирийский царь Антиох показал ему бесчисленные войска, которые он собрал для войны с римлянами, и заставил пройти перед ним эту армию, разукрашенную золотыми и серебряными значками. Он вывел слонов с их башнями и конницу с богатыми попонами, ожерельями и металлическими бляхами на лошадях. А потом спросил Ганнибала: «Не находишь ли ты, что всего этого хватит для римлян?» Ганнибал ответил: «Несомненно, хотя римляне и очень жадны».

(Макробий. «Сатурналии», II, 2)

Когда Ганнибал изгнанником жил при вифинском царе Прусии, он однажды дал царю совет вступить в сражение. Но царь не осмелился на это, так как внутренности принесенного в жертву животного оказались неблагоприятными. И Ганнибал сказал: «Неужели ты куску бычьего мяса предпочитаешь верить больше, чем старому полководцу?»

(Цицерон. «О дивинации», II, 24, 52)

Сципион ‹…› заговорил о полководцах, и Ганнибал объявил, что лучшим из полководцев был Александр, за ним Пирр, а третьим назвал себя. И тут Сципион, тихо улыбнувшись, спросил: «А что бы ты сказал, если бы я не победил тебя?» – на что Ганнибал ответил: «Тогда бы не третьим, а первым считал я себя среди полководцев».

(Плутарх. «Тит», 21)

Когда лузитане заявили Тиберию Гракху, что у них продовольствия на десять лет и потому они не боятся осады, Гракх сказал: «Значит, я вас покорю в одиннадцатом году». ‹…› Лузитане ‹…› тотчас сдались.

(Юлий Фронтин. «Военные хитрости», III, 5, 2)

* Государь, который хочет все знать, окажется перед необходимостью много прощать.

(Квинтилиан. «Воспитание оратора», VIII, 5, 1)

Врага надо побеждать топором (т. е. военными сооружениями).

(Юлий Фронтин. «Военные хитрости», IV, 7, 2)

Время ‹…› истощает силу всякой тирании.

(Плутарх. «Катон [Младший]», 58)

Цезарь один из всех берется за государственный переворот трезвым.

(Светоний. «Божественный Юлий», 53)

Некоторые предлагали верховный надзор за выборами поручить Помпею, Катон ‹…› возражал, говоря, что не законам нужно искать защиты у Помпея, а Помпею у законов.

(Плутарх. «Катон [Младший]», 47

Какой-то неразумный человек, не узнав Марка Катона [Младшего], побил его в бане: сознательно никто не поднял бы руку обидеть такого мужа! Когда впоследствии этот человек пришел просить прощения, Катон ответил: «Я не помню, чтобы меня побили».

(Сенека. «О гневе», II, 32)

Когда однажды он [Лукулл] обедал в одиночестве и ему приготовили один стол и скромную трапезу, он рассердился и позвал приставленного к этому делу раба; тот ответил, что, раз гостей не звали, он не думал, что нужно готовить дорогой обед, на что его господин сказал: «Как, ты не знал, что сегодня Лукулл угощает Лукулла?»

(Плутарх. «Лукулл», 41)

В войне с кимврами отличилась тысяча воинов из Камерина, и он [Гай Марий] всем им дал права гражданства, не имея на то никаких законных прав; а на упреки заявил, что за лязгом оружия голос законов был ему не слышен.

(Плутарх.

«Изречения царей и полководцев», 83, 5)

[Во время Союзнической войны] Помпедий Силон, пользовавшийся среди италийцев наибольшей властью и влиянием, сказал ему [Марию]: «Если ты великий полководец, Марий, выйди и сразись со мной»; на это Марий ответил: «Если сам ты великий полководец, то заставь меня сразиться с тобой против моей воли».

(Плутарх. «Гай Марий», 33)

Один из молодых трибунов спрашивал его [Цецилия Метелла], каковы его замыслы. Он ответил: «Если бы их знала хотя бы моя рубаха, я бы тут же бросил ее в огонь».

(Плутарх.

«Изречения царей и полководцев», 82, 1)

[Консул Луций Муммий] был настолько невежествен, что, когда по взятии Коринфа грузил для отправки в Италию картины и статуи, выполненные руками величайших мастеров, он велел предупредить сопровождающих, что если они их потеряют, то должны будут вернуть новые.

(Веллей Патеркул. «Римская история», I, 13, 4)

Крисп Пассиен – человек самый тонкий во всех отношениях из всех, кого я встречал на своем веку, в особенности же тонко разбиравшийся в пороках, говаривал, что перед лестью мы не запираем дверей, а только слегка прикрываем, как делаем перед приходом возлюбленной; нам приятно, если она, придя, распахнет дверь; еще приятнее, если она на своем пути вовсе разнесет ее в щепки.

(Сенека. «О природе», IV, вступление, 6)

Когда Гай [Калигула] спросил его наедине, сожительствует ли Пассиен со своей родной сестрою, как он сам, то Пассиен ответил: «Еще нет», – весьма пристойно и осторожно, чтобы не оскорбить императора отрицанием и не опозорить себя лживым подтверждением.